Страшный снаряд

СТРАШНЫЙ СНАРЯД

(сон)

Они несут ее, удерживая плат за четыре угла. Она говорит.

Слова вырываются из ее рта потоком, неудержимо, нечетко. И вместе с булькающими пузырями крови.

Кровью пропиталась и борода, и волосы ее, и лоснятся в свете серо-белого неба, а по нему бегут быстрые, низкие облака.

Кровь проницает плат. И падает, отрываясь тяжкими каплями, вниз, в текущую под ногами землю, впитывается в рябой снег.

Открыты глаза отрубленной головы. И поворачиваются в орбитах, но, кажется, ничего не видят.

Она спешит говорить, она захлебывается кровью, но слов не слышно.

Какое-то сооружение близится, возвышаясь надменно в стелящейся над землей дымке.

Баллиста.

Около нее суетятся люди в мятых доспехах и вымокшей меховой одежде. Тянут веревки. И разворачивается медленно тяжелая деревянная чаша. Тусклая. Огромная, закопченная… Напоминающую грубо выдолбленный половник.

А голова подскакивает на плате – трепещет, бьется. И говорит неслышимые слова быстрее. И все быстрее, быстрее… Как будто бы боясь не успеть.

Среди обломков ее зубов мелькает почерневший язык...

Принесшие платок сближают его углы. Завязывают их в узел, затягивая как можно туже.

И поднимают этот вздрагивающий узел, и можно видеть – с огромным лишь они усилием вздымают его, как если бы внутри была не голова человеческая, а равное по размеру свинцовое ядро, и – вбрасывают, наконец, в чашу.

И слышится глухой стук.

И сразу же баллиста – срабатывает.

Чудовищная ложка взвивается – и застывает вертикально, дрогнув… а маленькая черная точечка удаляется в сером небе.

Стоящие у баллисты становятся вдруг расслабленными, поникшими.

Движенья их тяжелы, замедленны. И будто бы они едва не валятся от усталости.

И все они смотрят вдаль, в одну сторону.

Там, посреди оснеженных блеклых полей, виднеется ГОРОД. Смутно. И даже неправдоподобно вот как-то, словно – сквозь пелену дождя. И, похоже, он обнесен весь темною деревянной стеною с башнями…

Ярчайшая возникает вспышка из его середины. Вдруг. И накрывает собою ширящаяся эта вспышка во три мгновенья весь город.

И после воцаряется тьма. Такая, что вовсе делается уже нигде ничего не видно.

И только волна огня, словно круговая волна от павшего в воду камня, – идет от города.

Она подходит все ближе. И перед этой волной летит раскаленный ветер, и слышны стоны.

И вот на фоне огня зияет, чернеющая, угловатая рама брусьев.

И – канет.

И после не остается уже совсем ничего, совсем – кроме этого вырвавшегося, наконец, исступленного, восторжествовавшего все расплавляющего огня…